Светлой памяти Владимира Высоцкого., Венок посвящений.

[Жулик]

Начиная эту тему, буду признателен любому, кто выставит любое стихотворение, а ещё лучше песню, посвящённые памяти великого поэта.

С уважением ко всем, Владимир Жуликов.

Этот ответ отредактировал Жулик Oct 10 2007, 02:45 AM

[Жулик]

ОСУЖДЕННЫЙ НА ЖИЗНЬ

Мне приснился Владимир Высоцкий
Как пророк, как щемящая суть,
И пронзил он надрывом высоким
Мою мерно дышащую грудь.

Словно тысячи тысяч оркестров
Разодрали мелодии плоть.
Миллионы нещадных маэстро
Стали палочкой сердце колоть.
Будто бич резал напропалую,
Оставляя рубцы на челе,
Этот ритм. А цена поцелуев
Нам известна две тысячи лет.
И слова зазвучали, как клекот
Пораженного насмерть орла,
Резанули до горла от легких,
И ворочалась совесть и жгла.

Я увидел, как он изначален,
Облекая в простые слова
Наши муки и смех, и печали,
Как повинна его голова.
Застывают в молчаньи зловещем
Власть и Суд, не простив ничего.
Несчастливый становится вещим —
Это счастье для паствы его.
А за грубостью, как ни усердствуй,
Проступает, печалью дыша,
Уязвимое нежное сердце,
И трепещет живая душа.

Если падает бард и скиталец,
Раскидав свои руки, как стерх,
То все ложи пока свои пальцы
Поднимают с улыбками вверх.
И сквозь маски и тон скомороший
Боль сочится не день и не год...
Умирает он не понарошке,
Но из праха опять восстает.
На подмостках судьбы и театра
Исступленно хрипит на весь свет
Осужденный на жизнь гладиатор,
Обреченный на вечность поэт.

Александр ДОЛЬСКИЙ, Ленинград 1976 г.

[Жулик]

***
Пронзающих песен
Рвалась к нам лавина.
Высоцкий ей имя!
Высоцкий ей имя!
Дерзкой сатирой,
Лавина бурлила,
Правду искала,
Радость дарила
И тем, кому пела,
Не изменила,
Не изменила!
И льется палящее
В души скорбящие
Вечное пламя —
Совести знамя.
Сгорел, говорят, он?
Нет, с нами он!
С нами!


*** Здесь и далее автор точно не установлен.

[miа]

Евгений Евтушенко
КИОСК ЗВУКОЗАПИСИ
Памяти В. Высоцкого

Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,
Киоск звукозаписи около Сочи.
И голос знакомый с хрипинкой несется,
И наглая надпись: ‘В продаже – Высоцкий’.
Володя, ах, как тебя вдруг полюбили
Со стереомагами автомобили!
Толкнут прошашлыченным пальцем кассету,
И пой, даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит в игрушечке-‘Ладе’
Со шлюхой, измазанной в шоколаде,
И цедит, чтоб не задремать за рулем:
‘А ну-ка Высоцкого мы крутанем!’
Володя, как страшно меж адом и раем
Крутиться для тех, кого мы презираем!
Но, к нашему счастью, магнитофоны
Не выкрадут наши предсмертные стоны.
Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,
Для части планеты, чье имя – ‘галерка’.
И ты к приискателям на вертолете
Спускался и пел у костров на болоте.
Ты был полу-Гамлет и полу-Челкаш.
Тебя торгаши не отнимут. Ты наш...
Тебя хоронили, как будто ты гений.
Кто - гений эпохи. Кто - гений мгновений.
Ты - бедный наш гений семидесятых
И бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.
Ты - Зощенко песни с есенинкой ярой,
И в песнях твоих, раздирающих душу,
Есть что-то от сиплого хрипа Хлопуши!
...Киоск звукозаписи около пляжа.
Жизнь кончилась. И началась распродажа.

[Pit_]

Где те прекрасные времена, когда Высоцкого можно было слашать так, как это описал Евтушенко!
Похоже, герои стихотворения его прочитали...
А что мы теперь слышим в сходных ситуациях?!

[Жулик]

"На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают..."
Суровою правдой немеркнущих слов
Нас песня страдать заставляет.

И порванный парус, и душное "SOS",
И топот коней сквозь пожары —
Сквозь стену молчанья до нас донеслось
Под трепетный голос гитары.

То смолкший, то словно взорвавшийся зал,
Застыв, слушал песню о звездах,
С ним вместе любил, ненавидел, страдал,
Вдыхая ее, словно воздух.

Он пел о цветах на нейтральной земле,
Он пел о штрафных батальонах.
Он голосом, близким к басовой струне,
К нам в сердце входил сквозь препоны.

Он с другом стучался к архангелу в рай,
А тот отвечал сквозь зевоту:
"Послушай, певец, отойди, не мешай,
Стучись, вон в другие ворота."

— Володя! Да ну его к Богу, тот рай!
Ведь сделано, право, не мало.
И знаешь что: в горы, как прежде, давай!
Чтоб песня оттуда звучала!

Там воздух прозрачен, там даль широка.
К вершине — и шаг в бесконечность.
Там песня летит, словно чайка, легка.
Поэты — не боги, но вечны.


О. ГОРСКОВ, Елец, 1987 г.

[miа]

Булат Окуджава
О ВОЛОДЕ ВЫСОЦКОМ

О Володе Высоцком я песню придумать решил:
вот ещё одному не вернуться домой из похода.
Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил...
Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.

Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потом
отправляться и нам по следам по его по горячим.
Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,
ну а мы вместе с ним посмеёмся и вместе поплачем.

О Володе Высоцком я песню придумать хотел,
но дрожала рука и мотив со стихом не сходился...
Белый аист московский на белое небо взлетел,
чёрный аист московский на чёрную землю спустился.

1980 г.

[Жулик]

***

Когда я голос этот слышу,
Я вспоминаю, что жива!
Он прописных оценок выше.
Зачем ты говоришь, молва:
"Хрипит?!" — Скажи о солнце: "желто" —
И не расскажешь ничего...
Пред этим голосом все молкнет,
Заслышав МАГИЮ ЕГО!..

[Жулик]

В нем было все предельно просто —
Кровь, только кровь, не клюквы сок.
И восхожденье на подмостки,
Как выстрел в собственный висок.

Слова безлики и громоздки,
Но он их болью в прах истер.
Ведь восхожденье на подмостки —
Как восхожденье на костер.

Как исполнение завета
В который раз, в который раз —
Самосожжение поэта
Во имя Правды, ради нас!


Ирина РУДНЕВА, Москва

[Жулик]

КОНЦЕРТ В 31-й БОЛЬНИЦЕ


Шел концерт Высоцкого в больнице.
Зал — битком, начальству — первый ряд.
Позади — медбратья и сестрицы,
Ну, а кто без мест — в дверях стоят.

Вот он вышел и, вздувая жилы,
Будто пел последний в жизни раз,
Прогремел про братские могилы
И с усмешкой посмотрел на нас.

Зал поэта встретил оживленно —
Ну, еще бы! Бард известный — сам!
Все в него уставились влюбленно,
Он опять ударил по басам.

Он врубил "Ой, Вань...", а после "Кука"
Зал "рыдал", стучали каблуки,
А от "Колеи" — на лицах скука
И подачкой жидкие хлопки.

Шел поэт живой воды напиться —
Сердца боль с народом разделить,
Но сюда пришли повеселиться,
А не по душам поговорить.

Бас хрипел, любил и ненавидел,
Вдоль обрыва торопя коней.
Он смотрел на зал и ясно видел
Слушающих, но глухих людей.

На прощанье он поднял гитару
И ушел — наш гений и пророк...
Мне его до боли жалко стало —
Я вдруг понял, как он одинок.


Владимир БАБАЕВ, Москва.

[Жулик]

Бюрократа, алкаша и наркомана,
Дурака и прочий хлам людской
Он клеймил со сцены и экрана,
Каждый раз вступая с ними в бой.

"Неужели барду славы мало?
Ну зачем все это? Для чего?" —
Часто окружение шептало,
Не поняв иронии его.

Отодвинув сердца боль в сторонку,
Легендарный, как и наш "Варяг",
С кроткою улыбкою ребенка
Он громил подонков и деляг.

Песней поддавал он многим жара,
Славил вечной Правды торжество.
Хриплый голос, звонкая гитара —
Вот и все оружие его.

Против мрази — в бой! И снова, снова...
Но среди бурлящей жизни всей
Находил он ласковое слово
Для своей любимой и друзей.

Откровенья бередили душу,
Раскалялся мой магнитофон.
Мог его часами жадно слушать,
В каждый слог вникая, в каждый стон.

Удивлялись: "Век прожил, наверно?"
Как он много знал и понимал!
Верил я словам его безмерно:
Он мне Правду с Честью воспевал.


Валентин ДАВЫДОВ, Москва

[miа]

Памяти В.С. Высоцкого

Разбежаться бы вниз... да в крутую волну
И о камни разбить душу в клочья и в кровь,
Только мне не порвать на гитаре струну...
И закрыты давно небеса на засов...

Кони-звери меня увлекли под обрыв...
Захлебнулся я песней и волей до гроба,
Я не с вами теперь... только песен надрыв,
И кассетная лента, что крутится снова...

Здесь вверху мне не дом – это просто вокзал
На пути то ли к чёрту, а может быть к Богу...
Полустанок Судьбы... предпоследний привал,
Только медью звенит колокольчик у Входа...

Слышу я в далеке переборы гитар...
Слышу хор голосов разрывающий душу...
Не судите меня... я ведь просто устал...
Помяните... пластинку поставьте послушать.

Не ругайте меня – я немного охрип:
В поднебесье, как в погребе – сыро и мрачно...
Я сейчас вам спою, как всегда вперебив,
Может быть прозвучит эта песня удачно...

В суету городов и в потоки машин
Возвращусь, я живой – просто некуда деться,
Песню вам принесу я с холодных вершин,
И у ваших костров посижу, чтоб согреться...

© Дар Ветер

[Жулик]

РЕКВИЕМ ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ 1970-го ГОДА

За упокой Высоцкого Владимира
коленопреклоненная Москва,
разгладивши битловки, заводила
его потусторонние слова.

Владимир умер в 2 часа.
И бездыханно
стояли серые глаза,
как два стакана.

А над губой росли усы
пустой утехой,
резинкой врезались трусы,
разит аптекой.

Спи, шансонье Всея Руси,
отпетый...
Ушел твой ангел в небеси
обедать.

Володька,
если горлом кровь,
Володька,
когда от умных докторов
воротит,
а баба, русый журавель,
в отлете,
кричит за тридевять земель:
"Володя!"

Ты шел закатною Москвой,
как богомаз мастеровой,
чуть выпив,
шел популярней, чем Пеле,
с беспечной челкой на челе,
носил гитару на плече,
как пару нимбов.
(Один для матери — большой,
золотенький,
под ним для мальчика — меньшой...)
Володя!..
За этот голос с хрипотцой,
дрожь сводит,
отравленная хлеб-соль
мелодий,
купил в валютке шарф цветной,
да не походишь.
Отныне вечный выходной.
Спи, русской песни крепостной —
свободен.

О златоустом блатаре
рыдай, Россия!
Какое время на дворе —
таков мессия.

А в Склифосовке филиал
Евангелья.
И Воскрешающий сказал:
"Закрыть едальники!"

Твоею песенкой ревя
под маскою,
врачи произвели реа-
¬нимацию.

Ввернули серые твои,
как в новоселье.
Сказали: "Топай. Чти ГАИ.
Пой веселее".

Вернулась снова жизнь в тебя.
И ты, отудобев,
нам говоришь: "Вы все — туда.
А я — оттуда!.."

Гремите, оркестры.
Козыри — крести.
Высоцкий воскресе.
Воистину воскресе!


Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ, Москва, 1971 г.

[Жулик]

ОТ БОЛЬШОГО КАРЕТНОГО

"Спи шансонье Всея Руси..."
Какое, к черту, "спи" —
Работай, пой, буди, тряси,
Толкай из колеи!

Какой ты, к бесу, шансонье —
По-русски сердце рвал,
Свои разлуки не на лье —
На версты ты считал.

Ведь ты нам всем — родня, дружок,
А не эстрадный Бог.
И в наших душах ты зажег
Свой Вечный огонек.

Ты приходил к нам вечерком,
По-русски чай хлебал,
Своим российским говорком
Вдруг в разговор встревал.

Сидишь ты с нами, как всегда,
По-русски с нами пьешь,
И хоть с тобой стряслась беда —
Нам, как всегда, поешь.

По-русски спорим во всю мочь
О времени своем...
Ты приходи к нам в ночь-полночь —
Поспорим, попоем.

В Большом Каретном ты теперь
Прописан на века.
Входи, браток, в любую дверь —
Россия велика!

Евгений КЛЯЧКИН.

[Жулик]

Предоставляю Вашему вниманию посвящение Владимиру Семёновичу Высоцкому Джуны из книги "Слушаю свои руки".

[Жулик]

ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО

Ты пришел —
за три дня до конца.
За три дня до конца,
чтоб потом навсегда
в моей памяти жить,
чтобы вечно и звонко
и предельно печально,
словно звон колокольный,
звон, похожий на стон,—
стон души и струны —
в моей памяти жить,
жить, как мог только ты.

На пределе тоски,
вдруг рождающей удаль,
на пределе любви,
становящейся чудом,
на пределе пределов — это сильных удел,
быть иным ты не мог,
слабым быть не хотел.

И три дня — три последних,
три последних
бездоннейших дня —
ты жил так, как всегда,
как никто никогда,
уходя в никуда
навсегда, навсегда...

О зачем не поверил в мои ты слова!
Я хотела спасти, и тебе я дала срок — три дня,
О если б сдержал ты зарок! —
сколько дней, сколько лет,
пережить бы ты мог!

О Володя, Володя,
твои песни в народе
будут долго и чисто звучать.
О Володя, Володя,
память светом наполнив,
ты ушел — боль на сердце легла, как печать.

[Жулик]

[Жулик]

[Жулик]

Евгения Ювашевна (Джуна) Давиташвили «Слушаю свои руки».
— М.: Физкультура и спорт. 1988 г.
— 191 стр, иллюстрации.
Научно-художественное издание.
Тираж 300 000 экз. (1-й завод 1 — 100 000 экз.).
Цена 3 р.

Этот ответ отредактировал Жулик Dec 30 2007, 03:14 AM

[Жулик]

***
"О златоустом блатаре
рыдай, Россия!
Какое время на дворе,
таков мессия."

А. Вознесенский


Пусть стонет партер, мол, гамма не та.
С гитарой на ремешке
Высоцкий играет Гамлета
В будничном свитерке.

Зябко влипли в очки очкарики,
Зал Шекспира ушами ест.
Тихо ахают в контрамарки
Мини-стервы из министерств.

А потом, когда зал отхлопает,
И отдышится, и очухается,
Сыпанет, раздробясь на хлопоты,
К гардеробу, теряя пуговицы,
Кто-нибудь на ночных асфальтах
Или дома, усы теребя,
Вздрогнет — он ведь играл не Гамлета,
А самого себя!

Мир тебе, королевство Датское!
Спи, Россия, твой Гамлет жив еще!
По Москве, устав от оваций,
Он бредет с гитарой пульсирующей.

А из окон магнитофоны
Рвут навстречу хриплые песни.
Каково им жить, незаконным?
Ну, а если?

Играй, гони вранье и спесь,
Арап издателей,
Талантлив более, чем весь
Союз писателей.

[МихалычЪ]

Розенбаум — Посвящение посвящающим

А как помер соловей с криком: "Падлы вы!" -
Так слетелись воробьи, гарь лампадная.
Порасселся на шестках гость непрошенный
На поминках поклевать хлеба крошево.

Что ж вы, соколы, в пуху, оборзевшие,
На едином на духу песни спевшие?
Зачирикали теперь, ох, и твари вы!
Непродажного его отоварили.

Да как ловко, со слезой да с картинками:
Вот он с бабой, да мотив между снимками.
Потрясли худым крылом у проектора,
Почирикали чуть-чуть и уехали.

Обложили свои чресла подушками -
Не дай Бог упасть с дела верного,
А уж поверьте, как чирикали Пушкину,
Ну а песню-то сложил только Лермонтов.

Вот вы спросите: "А ты, ты что делаешь?"
А я так, граждане, скажу: "Наболело ведь!
Вот не лили б воробьи слез за тризною,
Я б пера не заточил, да ни в жизни бы!"

[КАРПУХА]

Владимир Асмолов
Сорок два

Ты в 42 ушел, я в 42 родился,
И нам не довелось друг друга увидать.
Но верить и любить я у тебя учился,
Ты брат мой по любви, и это не отнять!

Подумать только, мы могли бы повстречаться,
Но все казалось мне - я к встрече не готов.
Теперь не позвонить, теперь не достучаться
И не сказать тебе хотя бы пару слов.

Вот я сижу один на крыше мирозданья
И чокаюсь с твоей немеркнущей звездой.
Не состояться им, отложенным свиданьям,
Но, если есть тот свет, мы встретимся с тобой.

Мы посидим вдвоем у озера забвенья
И выпьем, и споем любимые стихи.
Не знаю их имен, но есть у нас, поверь мне,
И общие друзья, и общие враги.

Я с мыслью о тебе перебираю струны,
Пытаясь угадать, о чем бы ты писал
Теперь, когда в любой пивной, в печати и с трибуны
Услышать можно все - ну, просто чудеса!

Но в этой суете себе порой кажусь я лишним,
И прочь от трескотни мне хочется сбежать
Куда-нибудь туда, в застойное затишье,
Где голос твой звучит, поет твоя душа.

[ermak57]

В театре драмы на Таганке
Мне довелось попасть лишь раз:
В толпу, что двигалась с Солянки,
Прорвалось четверо из нас.

В том зале тихом, затемнённом,
Где пел с улыбкой на устах,
Родными и друзьями окружённый
Теперь лежал он, весь в цветах.

Пройдут года, десятилетия,
А, может, даже сотни лет -
Не только мы, но наши дети
Поймут, какой он был поэт.

Какой он был простой и скромный,
Какой успех везде имел,
Какой талантище огромный:
Сам сочинял, играл и пел.

Его любимая гитара
Вчера стояла у окна,
И неизвестная Татьяна
Слыхала - плакала она.

Она рыдала и стонала,
Потерю ей не возместить.
Она поистине страдала -
Ведь так ему хотелось жить!

[Жулик]

Спасибо за память!

[ermak57]

Владимиру Высоцкому (Т.В.В.)

Нелепая, бессмысленная смерть!
Но это факт, и никуда не деться,
Ужель уж ни когда не будет петь
От боли разорвавшееся сердце?!

Не верю! Нет! Жёсткий, злой обман,
Как давит скорбь безжалостно на плечи.
Но прав был твой пиратский капитан:
Ещё не вечер, ещё не вечер.

Пусть умер ты, не но в памяти людской
На веки сохранятся твои песни
С бунтарским духом, болью и тоской.
Их не убить, как говорят, хоть тресни!

Велик не тот, бездарный, но со званьем,
Не тот, кто стал придворным подлецом,
Ты был народным окружён признаньем
За правду, что выплёскивал в лицо.

Так пусть звучит не реквием, а скерцо,
Ты был один вот так легко раним.
Осколки вдруг взорвавшегося сердца
В своих сердцах навеки сохраним.

[Жулик]

ВЫСОЦКИЙ – ПУГАЧЕВ


Он должен был сниматься в "Пугачеве".
Его родство — бунтарство из глубин.
Но крупный чин мосфильмовский, по черной,
Живую кинопробу зарубил.

— Но почему?! — взмолился режиссер.
— Его не надо! Вам понятно? Все!
История — святая цепь восстаний.
Зажравшиеся ждут успеха в чем?

В речах, во взятках, в чинопочитаньях,
В поместьях дач, в лауреатствах, в званьях,
В послушно голосующих собраньях.
И вдруг, как смерч, — Высоцкий-Пугачев!

От песен тех трещат по швам карьеры,
Последний день Помпеи жизни серой.
Горит авторитетов лжепочет...
Опасный тип Высоцкий-Пугачев.

В тех песнях все совковые дворяне
Служебных тронов чуют колебанье.
— А мы в печать не пустим нипочем.
На плаху, бард, Высоцкий-Пугачев!

И на сегодня есть еще чинуши,
Что, будто уши, затыкают души,
И так от перестройки горячо,
А тут еще Высоцкий-Пугачев.


Олег ПОТОЦКИЙ, Москва.

[Жулик]

ГАМЛЕТОВСКИЙ ВОПРОС


Таганка. Дания. Принц Гамлет. Свита...
Все: мысли, нервы, сердце — на износ.
И он в антракте выжимает свитер,
Решая свой трагический вопрос.

Что хочешь думай, смейся или плачь,
А за кулисами дежурит врач.

И вот тревоги-тучи над Таганкою,
Незваным гостем в дверь стучит беда,
Спектакль завтра, а вороны каркают: —
Пропал актер неведомо куда.

В провалы глаз глазеть реальным факторам.
Кардиограммы. Песни... Кто кого?
Ведь не единожды пришлось реаниматорам
Из рук костлявой вырывать его.

Так что же: вновь открытие, агония?
А рядом ни врача, ни друга нет.
Вдруг телеграммы шаровая молния
Из Магадана: "Жив, здоров. Привет."

А что случилось? Просто среди ночи
(Не левых заработков золотая сеть)
Его узнали северные летчики
И упросили. — Что? — В полете петь!

Перекрывая рев моторов лающих,
Пророкогромыхающим Ильей
Поет Высоцкий над планетой в лайнере,
Тринадцать тысяч метров над землей!

И песни прикоснулись к мирозданию —
Жильцы московских проходных дворов.
И слушают их инопланетяне,
Поэты и певцы иных миров.

А завтра вновь: Таганка. Гамлет. Свита...
Вновь нервы, мысли, сердце — на износ.
И выжимает Гамлет жизни свитер.
И не решен трагический вопрос.


Олег ПОТОЦКИЙ, Москва.

[yellow-raven]

Александр Градский - Песня о друге

Я совсем не был с ним знаком, но о друге мечтал таком
Что меня не продаст тайком, хоть его жги огнем
У дороги цветком таким, он назло многим рос-таки
Вы вокальных дел мастаки, не споете о нем

Совпадая с фамилией, наказуя и милуя
Вверх стремился он с силою, что не выразить мне
Но, как ведется в святой Руси, сколь поэта не возноси
Его высь иже в небеси, ну а тело в земле

Пусть он связки пересмыкал, пусть не всяк его стих смекал
Но зато он не пресмыкался как многие тут
И когда в зале смех стихал, начиналася мистика
Его песенного стиха. То был каторжный труд

Совпадая с фамилией, наказуя и милуя
Вверх стремился он с силою, что не выразить мне
Но, как ведется в святой Руси, сколь поэта не возноси
Его высь иже в небеси, ну а тело в земле

Он из самых последних жил, не для славы и пел и жил
Среди общей словестной лжи - он себя сохранил
И на круче без удержи все накручивал виражи
Видно, мало нас учит жизнь - тот убит, кто раним

Совпадая с фамилией, наказуя и милуя
Вверх стремился он с силою, что не выразить мне
Но, как ведется в святой Руси, сколь поэта не возноси
Его высь иже в небеси, ну а тело в земле

[yellow-raven]

Валентин Гафт - Владимиру Высоцкому

"... Срок жизни увеличился,
И,может быть,концы
Поэтов отодвинулись на время."

* * *

Всего пяток прибавил бог к этой цифре 37,
Всего пять лет накинул к жизни плотской.
И в 42 закончил и Рассел,и Джо Дассен,
И в 42 закончил наш Высоцкий.

Не нужен нынче револьвер,чтоб замолчал поэт,
Он сердцем пел - и сердце разорвалось !
Он знал - ему до смерти петь,не знал лишь сколько лет,
А оставалось петь такая малость.

Но на дворе двадцатый век,остался голос жить,
Записан он на дисках и кассетах.
А пленки столько на земле,что если разложить,
То можно ею обернуть планету.

И пусть по радио твердят,что умер Джо Дассен,
И пусть молчат,что умер наш Высоцкий.
Что нам Дассен,о чем он пел не знаем мы совсем -
Высоцкий пел о нашей жизни скотской.

Он пел о том,о чем молчат,себя сжигая,пел,
Свою большую совесть в мир обрушив.
По лезвию ножа ходил,винил,кричал,хрипел
И резал в кровь свою и наши души.

И этих ран не залечить и не перевязать,
Вдруг замолчал-и холодом подуло...
Хоть умер от инфаркта он,но можем мы сказать:
За всех за нас он лег виском на дуло.

[yellow-raven]

Андрей Макаревич - Памяти Владимира Высоцкого

Я pазбил об асфальт pасписные стеклянные детские замки,
Стала твеpже pyка, и изысканней слог, и yвеpенней шаг
Только что-то не так, если стpашно молчит, pастеpявшись, толпа y Таганки,
Если столько цветов, бесполезных цветов в бесполезных pyках.

И тогда я pешил yбежать, обманyть, обвести обнаглевшее вpемя
Я явился тайком в те места, кyда вход для меня запpещен
Я стyчался в свой дом, в дом, где я лишь вчеpа до звонка доставал еле-еле
И дypманил меня сладкий запах забытых, yшедших вpемен

И казалось, вот-вот заскpипят и откpоются меpтвые двеpи
Я войдy во "вчеpа", я веpнyсь, словно с дальнего фpонта, домой
Я им все pасскажy, pасскажy все, что бyдет, и может быть кто-то повеpит
И yдастся тогда хоть немного свеpнyть, хоть немного пpойти стоpоной

И ни кто не откpыл, ни дyши в заколоченном, бpошенном доме
Я не мог отойти и стоял, как в больном, затянyвшемся сне
Это злая сyдьба, если кто-то опять не допел, и кого-то хоpонят
Это вpемя yшло, и yшло навсегда, и слyчайно веpнyлось ко мне.

[Жулик]

Спасибо, Лёш, за память о ВВ.
А я продолжаю более редкие вещи.

Этот ответ отредактировал Жулик Aug 3 2010, 07:05 AM

[Жулик]

Ушли друзья. Распахнут ворот блузы,
Включен ночник, вот кресло у стола.
Он вновь спешит на встречу с доброй Музой,
Она давно его уже ждала.

Заварен крепкий чай, он сон развеет,
Усталость снимет, самого взбодрит.
Листок бумаги на столе белеет,
Гитара рядом на стене висит.

Ее он правой бережно снимает,
Потрогав струны, проверяет звук,
А левой нежно к сердцу прижимает
И слышит гриф его неровный стук.

Стихи ложатся на бумагу робко
С рожденной иль зачеркнутой строкой.
И вдруг завторит струнной переборке
Негромкий голос с сиплой хрипотцой.

В угоду моде песен он не пишет,
На службе у лжецов не состоит.
Он служит Правде, Правдою он дышит.
Он Правде верен и на том стоит.

В раздумьях и сомненьях прорастала,
Рождалась песня в муках и слезах.
А тема новых песен начинала
Тревожить душу наяву и в снах.

Ночная темень город покидает,
На улицах погасли фонари,
И трепетно природа ожидает
Рожденья светлой, пламенной зари.

Прижавшись головою к спинке кресла
Создатель новой песни сладко спит.
А только что родившаяся песня
Уже живет и долго будет жить.

Свобода в слове, именно свобода,
От первой "А" и до последней "Я".
Свою судьбу и целого народа
Правдиво отразила песнь твоя.

Людмила ЛИХОДЕД, Новоднестровск.

[Жулик]

И опять, звеня в крутом разгоне,
Песня набирает высоту.
Ну, чуть-чуть помедленнее кони
Мчитесь за предельную черту.

Плеск ладоней, словно крошат льдинки,
А потом — как треск огромных льдин.
С темным залом в вечном поединке
Он один встречался на один.

Он глотал с дыханьем вместе звезды,
И врастала песня в тишину,
И гитарных струн аккорды-гроздья
Жили у мелодии в плену.

Нежность затаилась в строгом взгляде,
В голос с хрипотцой вплелась струна,
И льняных волос Марины Влади
Трепетала легкая волна.

Он горел, прессуя жизни сроки,
Жил в купе, каютах, номерах,
И слагались песенные строки
В свисте вьюги на семи ветрах.

В яростном, тревожном развороте
К людям в зал душа устремлена.
Но на вскрике, на предельной ноте
Лопнула, не выдержав, струна.

И осиротевшая Таганка
Боль страны, немея, приняла.
Только песня, как крыло подранка,
Вновь взлетала, билась и жила.

Он успел в небесном вечном звоне,
Падая, схватиться за звезду.
И опять, звеня в крутом разгоне,
Песня набирает высоту!

Андрей БЕЛКИН, Тамбов.

[melissa]

Александр Городницкий

Памяти Владимира Высоцкого

Погиб поэт. Так умирает Гамлет,
Опробованный ядом и клинком.
Погиб поэт, а мы вот живы,-- нам ли
Осмеивать его обиняком?
Его словами мелкими не троньте,--
Что ваши сплетни суетные все!
Судьба поэта -- умирать на фронте,
Вздыхая о нейтральной полосе.
Где нынче вы, его единоверцы,
Любимые и верные друзья?
Погиб поэт, не выдержало сердце,--
Ему и было выдержать нельзя.
Толкуют громко плуты и невежды
Над лопнувшей гитарною струной.
Погиб поэт, и нет уже надежды,
Что это просто слух очередной.
Теперь от популярности дурацкой
Ушёл он за иные рубежи:
Тревожным сном он спит в могиле братской,
Где русская поэзия лежит.
Своей былинной не растратив силы,
Умолк певец, набравши в рот воды,
И голос потерявшая Россия
Не замечает собственной беды.
А на дворе -- осенние капели,
И наших судеб тлеющая нить.
Но сколько песен все бы мы ни пели,
Его нам одного -- не заменить.

1980

[melissa]

Александр Городницкий

Памяти Владимира Высоцкого

На Ваганьковом горят сухие листья.
Купола блестят на солнце -- больно глазу.
Приходи сюда и молча помолись ты,
Даже если не молился ты ни разу.

Облаков плывёт небесная отара
Над сторожкой милицейскою унылой,
И застыла одинокая гитара,
Как собака над хозяйскою могилой.

Ветви чёрные раскачивают ветры
Над прозрачной неподвижною водою,
И ушедшие безвременно поэты
Улыбаются улыбкой молодою.

Их земля теперь связала воедино,
Опоила их, как водкою, дурманом.
Запах вянущих цветов и запах дыма --
Всё проходит в этом мире безымянном.

На Ваганьковом горят сухие листья.
За стеной звенит трамвай из дальней дали.
Приходи сюда и молча помолись ты --
Это осень наступает не твоя ли?

1980

[melissa]

Когда то у меня была тетрадочка, со стихами, посвященными Владимиру Высоцкому. Некоторые из них я нашла здесь. Добавлю еще несколько стихотворний из той тетради.



Владимир Солоухин

В. Высоцкому – самому высокому из нас


Хоть об камень башкой,
Хоть кричи – не кричи,
Я услышал такое в июльской ночи,
Что в больничном загоне,
Не допев лучший стих,
После долгих агоний
Высоцкий затих.

Смолкли хриплые трели,
Хоть кричи – не кричи.
Что же мы просмотрели,
И друзья, и врачи?
Я бреду, как в тумане.
Вместо компаса – злость.

Отчего, россияне,
Так у нас повелось?
Только явится парень
Неуемной души –
И сгорит, как Гагарин,
И замрет, как Шукшин,
Как Есенин, повиснет,
Как Вампилов, нырнет,
Словно кто, поразмыслив,
Стреляет их влет.

До свидания, тезка,
Я пропитан тобой,
Твоей рифмою хлесткой
И хлесткой судьбой.
Что там я – миллионы,
А точнее, народ
Твои песни-знамена
По жизни несет.
Ты и совесть, и смелость,
И горячность, и злость.
Чтоб и там тебе пелось,
И, конечно, пилось.

В звоне струн, в звоне клавиш
Ты навеки речист.
До свиданья, товарищ
Народный артист.



Погиб поэт – невольник чести.
В который раз такой конец.
Как будто было неизвестно –
Талант в России не жилец.



Да, был такой талант высокий!
Так оцени, двадцатый век,
Каким он был, твой сын Высоцкий:
Поэт, артист и человек.

[melissa]

Петр Вегин

Как точно мама назвала – Владимиром!
Владейте миром
Не во власти, а в любви,
И, обучаясь той любви,
пускай ее копируют

Магнитофоны или соловьи.
Как называли хорошо друзья – Володею.
Звала на "ты" заглазно вся страна.
Не обоюдная любовь, а всенародная.
Россия – лучшая во всей земле жена!
А что за таинство она – любовь народная?
Она такое, где ни в чем не врут,
Где непохмельные могильщики холодные
Могилу вырыли, а денег не берут.
ДВужильная любовь, двойная тяга.
Ваганьковский народный мавзолей…
И девочка рябиновыми ягодами
Выкладывает имя на земле.
Как хорошо лежать в объятьях родины.
Она не в силах руки развести,
Поняв, что здесь лежит бесценный самородок,
Который никогда ей больше не найти…

[melissa]

Белла Ахмадулина


Твой случай таков, что мужи этих мест и предместий
Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.
Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной:
Так быть – или как?! Что решил ты в своем Эльсиноре?
Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может.
Дарующий радость, ты – щедрый даритель страданья.
Но Дании всякий, нам данной, тот славу умножит,
Кто подданных душу возвысит до слез, до рыданья.
Спасение в том, что сумели собраться на площадь
Не сборищем сброда, бегущим глазеть на Нерона,
А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.
Народ невредим, если боль о певце всенародна.
Народ, народившись, не неуч – он ныне и присно
Не слушатель вздора и не покупатель вещицы.
Певца обожая, расплачемся, доблестна тризна.
Так быть иль не быть – вот вопрос, как нам быть. Не взыщите.
Люблю и хвалю не отвергшего гибельной чаши.
В обнимку уходим все дальше, все выше и чище.
Не скряги – не жаль, что сердца разбиваются наши.
Лишь так справедливо, ведь если не наши, то чьи же?

[melissa]

Евгений Евтушенко(?)


Редактор Ю. Верзинов


О певце ни стихов, ни заметки
Не отыщешь в газетном столбце.
Мой редактор глотает таблетки
И вздыхает, мрачнея в лице.
Не податься ль туда, на вакантное?
Понимает, не глуп старина,
Почему у могилы в Ваганьково
Сорок суток дежурит страна.
Стыдно старому думать, что скоро
Каждый и без печати поймет,
Что не просто певца и актера
Так чисто оплакал народ.
Мало ль их, что играют играючи,
Что поют и живут припеваючи.
Нет, ушел надорвавшийся гений,
Раскаливший наши сердца,
Поднимавший трусов с коленей
И бросающий в дрожь подлеца.
Как Шукшин, усмехнувшись с экрана,
Круто взмыл он в последний полет.
Может, кто-нибудь лучше сыграет,
Но никто уже так не споет.
Уникальнейший голос в России
Оборвался басовой струной.
Плачет лето дождями косыми,
Плачет осень багряной листвой.
На могиле стихи и буклеты
О народной любви кричат!
А газеты? Молчат газеты.
Телевизоры тоже молчат!
Брызни, солнышко, светом ярким!
Душу выстудил свет совы.
Вознесенский прекрасно рявкнул:
Женя, умница, где же Вы?
Подлость в кресле сидит, улыбается,
Славу, мужество – все поправ!
Неужели народ ошибается?
А дурак – политически прав?
…Мы стоим под чужим окном,
Жадно слушаем, рты разинув,
Как охрипшая совесть России,
Не сдаваясь, кричит о своем.

[melissa]

Марина Влади


Не уходи, не покидай мой город.
Он без тебя не будет полон.
Без струн твоей гитары и без песен
Он будет неуютен, будет тесен.
И страшно мне в театр войти –
На полутемной сцене
Мне больше не найти
В кулисах твоей тени.
Не слышать голос твой,
Надорванный страданьем,
Что рядом нет меня и долго путь к свиданью.
Ума не приложу, как свыкнуться мне с мыслью.
"Незаменимых нет", - твердят друзья неистово.
"Незаменимых нет" – пошлейшая из фраз.
Кто близок, тот незаменим для нас.

24.07.1980



* * *

Марина Влади


Он не успел дожить и не допел куплет.
Его умчали бешеные кони.
И сердце плачет, что его меж нами нет.
Душа от тяжести утраты стонет.
Он для народа пел и бичевал порок,
Он не играл, а жил чужою болью,
И был в народе чтимым, как пророк,
Он стражем совести стоял у изголовья.
Ушел певец, но песнь звучит сильней.
Его слова набатом будят чувства.
И будут помнить поколения людей
Неповторимое искусство.
Так умирают русские поэты,
Так умирают русские певцы,
Нам оставляя песни и сонеты,
Как мудрость завещают мудрецы.
А жизнь идет. И добрая, и злая,
В зависимости от времен и дней.
И смерть лишь неизбежное свершенье,
Когда уносит близких нам людей.
И горько, и тоскливо, и обидно,
Ведь дважды быть уже не суждено.
Я выпью поминальное, я выпью,
Но не заполнит пустоту вино.
Не облегчит, не свяжет, не обманет,
Не скажет вслух покойнику: живи!
Гитара ждать хозяина устанет,
Но он ее не снимет со стены.
И вены струн от звуков не набухнут.
Нет пульса, нет аккордов – тишина.
Сейчас в могилу гроб с тобою ухнут
И на тебя навалится она.
Холодная, студеная, земная.
Кто знает, может, мир загробный есть?
Ваганьковская доля таковая
Тебе еще успеет надоесть.
Но здесь попроще, знаешь, здесь попроще,
Чем Новодевичье, сюда любой придет,
И у начала замогильной рощи
Твою могилу без труда найдет.
Из жизни, из народа, из глубинки
Тот, для кого и пел ты, и писал,
Прольет слезу – слезу, а не слезинку, –
И скажет: "Он Россию понимал!"

26.07.1980

[melissa]

Никита Высоцкий

На смерть отца



Пророков нет в отечестве моем…
А вот теперь еще ушла и совесть…
Он больше не споет вам ни о чем,
И можно жить, совсем не беспокоясь.
Лишь он сказать и спеть сумел,
Чтоб наших душ в ответ звучали струны,
Аккорд его срывался и звенел,
Чтоб нас заставить мучиться и думать.
Он не допел, не досказал всего,
Что импульсом в душе звучало,
И сердце отказало оттого,
Что слишком долго отдыха не знало.
Он больше на эстраду не взойдет
Так просто, вместе с тем и так достойно.
Он умер – и все же он поет,
И песня не дает нам жить спокойно.



* * *

Андрей Вознесенский


Не могу я понять доныне,
Что за странная нынче пора,
Почему о твоей кончине
Мы узнали "из-за бугра"?


Не Америка плачет, Россия.
Русь рыдает об утрате своей.
В кровь изранены души босые
Самых лучших твоих сыновей.

[melissa]

Андрей Вознесенский


Певец


Не называйте его бардом.
Он был поэтом по природе.
Меньшого потеряли брата –
Всенародного Володю.
Остались улицы Высоцкого,
Осталось племя в леви-страус,
От Черного и до Охотского
Страна неспетая осталась.
Все, что осталось от Высоцкого,
Его кино и телесерии,
Хранит от года високосного
Людское сердце милосердное…
Вокруг тебя за свежим дерном
Ревет толпа вечноживая.
Ты так хотел, чтоб не актером,
Чтобы поэтом называли.
Правее входа на Ваганьково
Могила вырыта вакантная.
Покрыла Гамлета таганского
Землей есенинской лопата.
Дождь тушит свечи восковые…
Все, что осталось от Высоцкого
Магнитофонной расфасовкою
Уносят, как бинты живые.
Ты жил, играл и пел с усмешкой,
Любовь российская и рана.
Ты в черной рамке не уместишься,
Тесны тебе людские рамки.
С какой душевной перегрузкой
Ты пел Хлопушу и Шекспира –
Ты говорил о нашем, русском,
Так, что щемило и щепило!
Писцы останутся писцами
В бумагах тленных и мелованных.
Певцы останутся певцами
В народном вздохе миллионном.
Не был ты любим фортуной
И болел тем, чем мы болели,
На гитаре твоей не струны –
Обнаженные нервы звенели.
Выходя на сцену вразвалицу,
Из себя не корча мессию,
Ты держал в своих чутких пальцах
Гриф гитары и пульс России.
И как Шлиман раскапывал Трою,
Взяв на веру слепого Гомера,
По стихам твоим внуки откроют
Нашу душу и нашу веру.

[melissa]

Андрей Вознесенский



Тяжкий колокол я на ветру раскачал,
Под удар свое сердце подставил.
Безъязыкий, закрытый, он долго молчал,
Вам его я гудящим оставил.
Каждой песней своей, как набатом, я звал
И будил усыпленные души.
Пел, надрывно хрипя.
Тишину развевал, стену общего страха я рушил.
Поднимите глаза, посмотрите вперед,
Локоть к локтю, нам песни награда.
Мы могучий народ, мы свободный народ,
И зовет, как вчера, баррикада.
Я не первый узнал, до меня донесли,
Как знамена сбивают поэтов.
По привычке по Пресне
С Таганки везли
И меня
Под охраной атлетов.
Значит, что-то не то,
Значит, что-то не так,
И кому-то не нравится песня.
Закопали меня, торопясь, кое-как,
Но в цветах, словно в лозунгах, Пресня.
Вся Россия ко мне на последний поклон
Многолюдной, огромной рекою.
Значит, правильно вызвонил слезы и стон
В струнах-нервах я твердой рукою.
Тяжкий колокол, знать,
Я не зря раскачал.
Сердце в нем оставляю гудящим.
Языком он теперь на ветру зазвучал,
Вам его оставляю звенящим.

август 1980

[melissa]

Неизвестный автор

На смерть Владимира Высоцкого

Кони,
кони,
кони,
кони.
Привередливые кони.
Путь окончен.
Путь окончен.
Путь окончен.
Ветер захлебнулся пеной.
Кто там высказаться хочет?
Кто там хочет что--то вспомнить?
Поздно.
Поздно.
Путь окончен.
Помолчим же, как сумеем.
Лучше б громче и смелее.
Отчего же,
Отчего же
Мы не смели?
И не смеем?
Всем понятно,
все понятно,
Все, что можно:
Честен, дерзок, незапятнан.
Остальное -- промолчали!
А душа -- она кричала!
А сарказм -- бросал перчатку!
Может, лучше для начала
Просто взять и напечатать?
Все до самой горькой боли,
Все до самой главной строчки,
До последней,
И, тем более,
Разве кто--нибудь не хочет?
Он хрипел, глаза не прятал,
Ну, а мы, а мы посмеем?
Что, кишка тонка?
А значит,
Не чета нам рыцарь смеха.
Нам в детсадик бы с досадой
Нашей тихой и пристойной.
Потоптались, рассосались,
Погрустили и за столик...

26.07.1980 г.

[melissa]

М.Копылова

28 июля. Таганская площадь. Проводы

Люди просто не стоят, люди думают,
И свистят, и кроют матом милицию,
А за ней официальщину дубовую.
Лучше в церковь бы пойти -- поклониться.

Люди просто не стоят, люди требуют,
Чтобы память не ушла с катафалками,
Чтоб глядел он из окна добрым гением...
Вот о чем кричат над Таганкою.

Умер лучший человек в государстве.
Душу болью не трави -- может статься,
Впереди еще и беды, и мытарства...
Умер главный человек государства.

[melissa]

Андрей Вознесенский


Голоса и молчание


Обложили его, обложили...
Не отдавайте гения, немочи!
Россия, растерзанная от подлости,
Знайте, кто он, и знайте, чей он.

Врубите Высоцкого! Врубите Высоцкого настоящего,
Где хрипы, и Родина, и горести,
Где восемнадцать лет нам товарищем
Был человек отчаянной совести.

Земля святая, его хранящая,
Запомнит эту любовь без измен.
Врубите Высоцкого настоящего!
Немногим дано подниматься с колен!

Велик не тот, бездарный, но со званьем,
Не тот, кто стал придворным подлецом...
Ты был народным окружен признаньем
За правду, что выплескивал в лицо.

Так пусть звучит не реквием, а скерцо:
Ты был один, кто так легко раним.
Осколки вдребезги взорвавшегося сердца
В своих сердцах навеки сохраним.

[melissa]

Татьяна Павлова



Россия ахнула от боли, не Гамлета -- себя сыграл,
Когда почти по доброй воле, в зените славы умирал.
Россия, бедная Россия, каких сынов теряешь ты?!
Ушли от нас навек шальные Есенины и Шукшины.

Тебя, как древнего героя, держава на щите несла,
Теперь неважно, что порою несправедливою была.
Тебя ругали и любили, и сплетни лезли по земле,
Но записи твои звучали и в подворотне и в Кремле.

Ты сын России с колыбели, зажатый в рамки и тиски,
Но умер ты в своей постели от русской водки и тоски.
Пылали восковые свечи и пел торжественный хорал,
И очень чувственные речи герой труда провозглашал.

Ах, нам бы чуточку добрее, когда ты жил, мечтал, страдал,
Когда в Париж хотел быстрее -- в Читу иль Гомель попадал.
Теперь не надо унижений, ни виз, ни званий -- ничего!
Ты выше этих низвержений, как символ или божество.

Но привередливые кони тебя умчали на погост,
Была знакомая до боли дорога чистых горьких слез.
Иди, артист, судьба--шалунья теперь тебя благословит,
И сероглазая колдунья к тебе на "Боинге" летит.

Вся олимпийская столица склонилась скорбно пред тобой,
И белый гроб парит, как птица, над обескровленной толпой.
Но вот и все -- по божьей воле Орфей теперь спокойно спит,
И одинокая до боли гитара у двери стоит.

[melissa]

Валентин Гафт

ХУЛИГАН

Мамаша, успокойтесь, он не хулиган.
Он не пристанет к Вам на полустанке.
В войну (Малахов помните курган?)
С гранатами такие шли под танки.

Такие строили дороги и мосты,
Каналы рыли, шахты и траншеи.
Всегда в грязи, но души их чисты.
Навеки жилы напряглись на шее.

Что за манера - сразу за наган?!
Что за привычка - сразу на колени?!
Ушел из жизни Маяковский-хулиган,
Ушел из жизни хулиган Есенин.

Чтоб мы не унижались за гроши,
Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,
Ушел из жизни хулиган Шукшин,
Ушел из жизни хулиган Высоцкий.

Мы живы, а они ушли Туда,
Взяв на себя все боли наши, раны.
Горит на небе новая звезда -
Ее зажгли, конечно, хулиганы.

[melissa]

Леонид Филатов

ИЮЛЬ 80-го

И кому теперь горше
Средь вселенской тоски -
Машинисту из Орши,
Хипарю из Москвы?..

Чья страшнее потеря -
Знаменитой вдовы
Или той, из партера,
Что любила вдали?..

Чья печаль ощутимей -
Тех, с кем близко дружил,
Иль того, со щетиной,
С кого списывал жизнь?..

И на равных в то утро
У Таганских ворот
Академик и урка
Представляли народ.

[melissa]

Римма Казакова


ЗАПОЗДАЛОЕ ЗАКЛИНАНИЕ

Памяти Владимира Высоцкого

Какие песни ни пропеты,
лишь ими дни не исчисляй.
Не исчезай с лица планеты,
прошу тебя, не исчезай!
Ты жил не зря, ты много сделал,
но нежно, неутешно жаль
живой души, живого тела!
Прошу тебя, не исчезай!
Не только - нотою упрямой
захлестывая мир и зал,-
как для любимой, как для мамы,
жив, во плоти - не исчезай!
Оправдывай хулу, наветы,
озорничай, дури, базарь
и лишь с лица своей планеты,
прошу тебя, не исчезай.
Горячкой глаз, парком дыханья,-
даритель правды, маг тепла,-
с Таганки, из любых компаний
не исчезай, прошу тебя!
В календаре не смею метить
твою посмертную зарю.
Мне говорят: исчез в бессмертье.
- Не исчезай!- я говорю.
А ты, что пел, как жил, нелживо,
смеешься: мол, себя не жаль...
И говоришь всему, что живо,
и мне, как всем:- Не исчезай!...