ЯША БОЯРСКИЙ (Интервью), Ж-л "Вне закона" № 39 от 25.09. 2006 г.

[Руста]

Звезды шансона: ведущая рубрики - Яна Счастливцева

ЯША БОЯРСКИЙ: «БУДЬТЕ САМИ СОБОЙ!»

Яша Боярский – веселый и обаятельный поэт, музыкант и журналист – пятнадцать лет жил и работал в Германии. И все-таки не так давно Боярский вернулся на родину, в Россию, где сейчас и продолжает творить…



ОДНОФАМИЛЬЦЫ

– Яша, Боярский – это ваша реальная фамилия или псевдоним? Вы молодой человек, и когда были еще совсем ребенком, ваш однофамилец Михаил уже гремел. Это как-нибудь отражалось на вас?
– Не знаю, правда ли, но Алекс Сингал рассказывал, как однажды на мероприятии «Шансон года в Кремле» подарил Михаилу Боярскому диск моих песен. «Косит?» – спросил Михаил. «Нет, – ответил Сингал. – И, представьте, еще и говорит, что это вы под него». Фамилия, к моему большому сожалению и ужасу, у меня настоящая, и сей кошмарный рок преследует меня всю жизнь. Всегда помню, какой стыд доводилось испытывать во всех инстанциях, где только надо было заявлять о ней. Военкоматы, пансионаты, гостиницы и бюро пропусков, новые места учебы и работы, увеселительные и серьезные поездки, ну и так далее. Помню, как в надежде расплывались лица администраторов: «А вы не брат ли Михаилу?» И как при моем ответе «нет» они вновь мрачнели.



А родился я в Москве, в Криво-арбатском переулке, да еще и в том самом родильном доме, откуда Шарапов чужого ребенка забирал. До сих пор со смехом вспоминаю «спецоперацию Х», когда в детской поликлинике я расставил по углам и даже за ее пределами семерых оболтусов (всем лет по 12 было), ну а сам, вскрыв врачебный кабинет, стянул стопку медицинских справок-освобождений, по которым потом полшколы гуляло. Было дело, лампочки в метро выкручивал и на вагонных поручнях вниз головой висел.

«В ЧЁРНОМ ПИВЕ ПЛАКАЛ КРАСНЫЙ РАК…»

– Чем после школы занимались?
– В армии служил. Первого же деда я послал в карантине, а следующего – на второй день после прибытия в казарму. По пяткам мне сзади колотил и «Выше ногу!» кричал. Ну, побили после чуток, но больше уж зато и не совался никто. Я ведь мирный вообще, только морда «интеллигентная» и потому провоцирует иногда.



– Как вспоминается ранняя молодость?
– По театральным студиям время проводил, после в подъезде у Есенина на Театральном тусовался, а дальше в «Московском комсомольце» числился поэтом внештатным. Представьте, студия поэтов там была. Заглянул. «Читай», – говорят. А мне лет 16 было. Ну, я про любовь начал. Вижу – морды воротят. Ну, взял, да и стеб написал. Серегу­кореша в чекиста переобул: хромачи там, сталинка, портупея и рубаха в горох, а сам под анархиста в шляпе вырядился. Приходим – немая сцена. Серега выходит:

«В оркестр летели стулья и червонцы,
Дышал с голов упитанный тройняк,
Рыдал на сцене пьяный Маяковский,
А в черном пиве плакал красный рак».

Все в обмороке: «Либо это бред, либо гениально!» После, лет пять еще, с программою этой концерты заделывали. Вход – пять рублей, и шел народ. Лишь в 1983 году закончили, когда я случайно хозяйский патефон раздавил. Перебрал Серега и ну городить. Я с гитарой. «Не пей, – шепчу, – больше, гад». А он мне коньяком в лицо – заигрался. Я – башмаком ему в спину, а сзади-то патефон стоял…



ЗАЩИТНИК БАБУШЕК

– С криминалом приходилось сталкиваться?
– Пару месяцев назад было. Выхожу на лестницу. Вдруг соседка – бабушка божий одуванчик – подбегает. «Яша, – кричит, – убивают!» «Хто?» – говорю. «Жилец мой! Внизу меня в машине ждет и жизни моей старушкиной лишить обещает». Выходим с другом Костяном. «Мерс» стоит, и харя там. «Здравствуйте, – говорю. – Вы кто?» «А что?» – отвечает. «А то, – говорю, – что наших бабушек тут вы не обижайте, а то может ведь над вами дождь пойти». Тут бабка как выскочит! Залезла в окно ему, питбулем в волосы вцепилась, а он – в ее! Вижу, деньги делят. Тут бабка вывалилась и визжит: «Яша, отними у него деньги – он обокрал меня!» Ну, я: «Отдайте деньги бабушке!» Харя – шмяк, да и по газам. А у меня рефлекс условный на догон (в стройбате вырабатывали), я и за ним. Догнал. Стучусь в стекло ему. И вдруг – стекло вдребезги! Мужик остановился, выскочил, орет как паровоз! Милиция тут, ОМОН. Жена его на джипаке подкатила, и что до того было, по крику ее всем медом показалось… В общем, прибрали всех, да и в участок свезли. Бабка в углу, жена харина орет, харя в туалете заперся, менты не понимают ничего и, вижу, дело шьют. Я, кстати, случайно, когда везли меня… им ручку в «копейке» отломал и передний бампер уронил. Не виноват. Машина старая была, с кем не бывает… В общем, по кабинетам. «Ты зачем, – говорят,– харю обидел?» – «За бабушку заступался». – «Да-да, только бабушка эта из милиции свинтила, и теперь ты в ентом сложном деле – главный ответчик! Хулиганка с угрозой и порчей «Мерседеса» хариного». Я вышел, там харя стоит. Я говорю: «Стекло пополам, так как бабка эта все равно винта дала, ну а ты в следующий раз культурным будешь». «Давай», – отвечает. В общем, хороший человек оказался. Домой нас довез, но пить не пошел почему-то. Так и закончилась эта история, только за бабушек теперь поостерегусь впрягаться, а старушка эта и до сих пор в бегах.



– Какая статья в УК вам не приемлема?
– Отсутствие смертной казни для уродов. Кто обидит ребенка или женщину – своими бы руками придушил.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОССИЮ

– Когда вы стали заниматься музыкой?
– В юности на гитаре тренькал. Я в первую очередь поэт, и не самый плохой, смею надеяться. В шансоне мысль есть. Текст. Музыка в нем вторична. Если это не так, то это уже рок, попса, но не дворовая и не дорогая всем честная уличная песня. В уличной не причесано все, не припомажено, поэтому и любит ее народ. Надо горячую душу иметь – вот что главное.
– Почему вас называют русско-немецким музыкантом?
– В 1990-х годах я уехал в Германию. Когда вышел мой диск «Я в Германии у тети», его даже турки в своих машинах крутили. В нем пульс жизни и правда, а не сопли эмигрантские. Я не против лирики, но лирика на данном этапе для эмиграции смешна. Это лишь в России думают, что там по березкам плачут. Другое время, другие заботы. Там всем наплевать на все, ну а кому не наплевать – сели, назад вернулись. Хоть как я, например. Раньше эмигрант у людей ассоциировался с таким страдальцем за правду, ну а сейчас лишь с аферистом по меньшей мере. Что ж дурака-то валять?
– Чем в России планируете заниматься?
– Сначала в журнал «Шансон вольная песня» замредактором пригласили, а теперь ведущим на московское радио «Шансон».
– Много ваших песен написано для других музыкантов…
– Да нет, не много, я бы сказал. Из того, кто на виду – Васька Пряников и Руслан Казанцев – бывший солист «Лесоповала». Я ведь перестал отдавать песни, ну, только если затащусь от чего-то в исполнителе.

КОЛЛЕГИ

– Расскажите о Михаиле Таниче. Отчего многие отзываются о нем как о суровом и достаточно неприступном человеке?
– Михаила Исаича ласково называют «дед». Почему как о суровом, не знаю. Вернее, знаю. Если вот, ты, к примеру, слон, а сбоку мыши – что делать? Дунешь – суровый, говорят. Только он может и должен строить все, как хочет. Право его.



– Расскажите о вашем выступлении в «Стриж-тайм». Давно ли вы знакомы с Ксенией?
– Я очень благодарен Ксении Стриж за тот тайм. В фойе радио «Шансон» я с ней познакомился, когда меня их прежний программный редактор В. Наливайко за бандитского недобитка посчитал и выгнал. Стою, она подходит. «Вы Ксения Стриж?» – говорю. «Ага, а ты кто?» – «Яша Боярский». «Поехали, твоя песня, мол, хорошая», – ну и пригласила. В начале тайма наехала, но после помирились, и тайм сей вообще многие помнят. Я с тех пор всегда ее своим другом считал, а тут сказали мне, что все стихи­песни мои она теперь считает пошлыми и меня самого черт-те кем. Я с этим не согласен. Если это правда, голову этой даме нужно лечить.
– Что это за история, когда ваш репертуар был перепет другими малоизвестными исполнителями?
– Про все не знаю, а вот с «Сыктывкаром» ездил кто-то по Северу. Ролик крутил, говорят, и руками размахивал. В РАО установили каналы, но я не стал судиться. Пусть машет, думаю.
– На ваш взгляд, реально ли в России бороться с пиратством и что для этого необходимо сделать?
– Конечно, реально. Дать за это 10 лет по уголовке – и завтра все кончится. Пират у музыкантов душу ворует, а тем нечем детей кормить. Гнида.
– В мире попсы, как известно, встречается много интриг. Что вы можете сказать про шансоновский цех?
– Да то же самое. В глаза тебе одно говорят, а за глаза – другое. Мысли всякие, подколки, пиар дурацкий. На эстраде смотришь – пацан чистый и крутой, а в жизни – убогий, маленький. Но вообще, по-настоящему талантливые люди не занимаются этим. Трудно было б представить Владимира Высоцкого кого-то в инете за грудки хватающим и кричащим: «Сам ты барыга низкий» или еще что-нибудь в этом роде. Это в попсе можно задницы и сиськи показывать – там больше нет ничего, а всем, кто в стихе и народной песне – надо стихи и песни хорошие делать, а не плевать друг в друга. Ивана Леонидовича Кучина уважаю. Вот он один – и по барабану: не кричит, не тусуется…
– Творчество каких еще исполнителей вы уважаете?
– Люблю братьев Жемчужных. Жаль лишь, что из них остался только уже один. Люблю песни Трофима, Третьякова и Алешкина, люблю чистоту песен Макаревича и Высоцкого, Танича, Полотно и Жарова, люблю слог Кучина и раннюю поэтику Круга. Балдею от вокала Карманова и от мастерства Галича. А вот не уважаю всех, кто презирает русскую уличную песню, но упорно лезет в нее. Не уважаю того, кто вырос на ней, но от нее отрекся. Ненавижу ложь, хамство, злобу и игру в гениальность.

ПОГОВОРИМ О ТОМ О СЕМ



– Нелепый слух о вас?
– Что я внебрачный сын Боярского, а еще пью, курю, колюсь и нюхаю.
– Расскажите о своей семье.
– У меня прекрасная жена и не менее прекрасная дочка Катька.
– Где любите отдыхать и чем занимаетесь в свободное время?
– Я прожил в Европе 15 лет и уверен, что лучше, чем дома – нет нигде. Рыбу ловить люблю, но особо не умею.



– Расскажите любимый анекдот.
– Помер мужик и забрали его в рай. Ходит он там, яблочки рвет, но скучно чего-то. Тут, глядь – чертила перед ним. «Пойдем, – говорит, – мужик, в ад со мною!» Тот: «Да ты что, обалдел?» А чертила: «Не дрейфь, не обижу. Все покажу тебе, да и назад доставлю». Ну, ладно. Фигак – и уже в аду они. Смотрит мужик – девки, музыка, карты, водка рекой – взял да и загулял. Все веселей, да веселей ему. А тут черт. «Слышь, – шепчет, – накось бумажку, подпиши, и будешь всегда у нас». «Легко», – мужик отвечает. Взял, да и подписал. Откуда ни возьмись семь чертей, под микитки его – и давай на сковородках жарить. Мужик орет: «Сволочь, я ж ведь на это не подписывался!» А тот отвечает: «А ты не путал бы, дурачина, туризм с эмиграцией!»
– Любимая марка машины.
– «Мерседес».
– Есть ли у вас домашние животные?
– Заяц домашний. Характер как у волка – может дом сторожить. Сам боюсь его.
– Ваша мечта.
– Ржавый «Фольксваген» поменять.
– Чем больше всего гордитесь в своей жизни?
– Женой, дочкой и парой песен.
– А за что вам больше всего стыдно?
– Лермонтов умер в 27, Есенин в 30, Маяковский в 35, мне чуть больше, но я и не один из них.



– Пожелание нашим читателям и вашим поклонникам.
– Будьте собой, дорогие!

Фото из архива Я.Боярского

В следующем номере читайте интервью с группой "Рядовой Дарин"
Оставайтесь с нами!

[Руста]

Спасибо Яне Счастливцевой и редакции журнала "Вне закона" - за предоставленный материал.

Информацию о жизни и творчестве Яши Боярского можно получить на его официальном сайте

Этот ответ отредактировал Руста Oct 1 2006, 09:22 PM